Отдельная глава книги под названием «Человек и война» посвящена вопросам влияния вооруженных конфликтов на эволюцию человека. Здесь автор рассматривает роль войны в социальном отборе; ее воздействие на физиологию человека и демографию; влияние на укрепление социальной солидарности, подвижности-мобильности и общения людей; значение в социализации человека, формировании его гражданских качеств; взаимосвязь войны и развития интеллекта, сознания и поведения человека, его эстетических чувств и переживаний и т. д. По определению автора, социологическое исследование воздействия войны на человека имеет целью «выявить изменения, которые она порождает в различных социальных качествах человека, а также в различных сторонах его жизни, деятельности и поведения» . Другой вопрос, который исследуется в данной главе, это поведение человека в ходе вооруженной борьбы, роль личности командира и рядового в достижении победы, изучение эволюции боевой активности людей. Автор особо останавливает свое внимание на методах определения цены войны и победы, анализируя количественные социологические измерения явлений вооруженной борьбы, возможности применения статистики для выявления законов динамики морального духа сражающихся масс и людей . И наконец, в общем ряду проблем рассматривается отношение к войне личностей, социальных групп, общества в целом и факторы, его определяющие; приводится типология людей по их отношению к войне; особо выделяется проблема военного приказа, включая ответственность военнослужащих за отказ ему подчиниться, с одной стороны, и за выполнение преступного приказа, с другой.
На сегодняшний день работа В. В. Серебрянникова - это, пожалуй, единственный обобщающий труд в области военной социологии, где исследовательские проблемы решаются в методологическом и практическом ключе, на материалах вооруженных конфликтов XX века.
Другая категория работ, соприкасающихся с темой нашего исследования, относится к слабо разработанной в отечественной науке области исторической психологии . Здесь, к сожалению, можно упомянуть лишь работы Б. Ф. Поршнева и его учеников , так как исследования в этом направлении, начиная с конца 1970-х гг. надолго заглохли. Лишь недавно вновь возродился интерес к психологическому направлению в исторической науке, о чем свидетельствуют проведенные в Институте российской истории РАН конференции «Российская история: проблемы менталитета» (1994) и «Менталитет и политическая история России» (1996), постоянно действующий с 1994 г. «круглый стол» «Россия и мир: проблемы взаимовосприятия», появившиеся диссертации и публикации в журналах . Среди них есть и отдельные работы по массовой психологии в условиях войн XX века . Примерно в это же время были возвращены из спецхрана и недоступные ранее массовому читателю труды зарубежных специалистов, в том числе эмигрантов. В их ряду особо следует отметить работу В. М. Зензинова «Встреча с Россией. Как и чем живут в Советском Союзе. Письма в Красную Армию. 1939–1940» .
Из монографий, в той или иной степени затрагивающих «околовоенные» сюжеты, можно отметить работу Е. Ю. Зубковой «Общество и реформы. 1945–1964» (1993), где уделено внимание психологии «своеобразного нового социума» - вернувшихся с войны к мирной жизни фронтовиков. И хотя, по признанию автора, война как таковая не является предметом ее изучения, в книге она определяется как рубеж, точка отсчета, начальная хронологическая (и социально-психологическая) веха тех общественных процессов, которые получили развитие в стране в послевоенные годы. «Без уяснения феномена войны, вошедшей в плоть и кровь поколений, не понять хода последующей истории, механизмов общественного поведения, смены чувств и настроений людей»
Источник: Сенявская на войне. Историко-психологические очерки. М.: Ин-т российской истории РАН, 19с. - Тираж 300 экз.
Книга посвящена одной из ключевых проблем российской истории на ее переломных этапах – роли психологического фактора в вооруженных конфликтах ХХ века (на примере двух мировых и афганской войн).
На основе редких архивных документов и материалов “устной истории” автор рассматривает самоощущение человека на войне; факторы, влияющие на его поведение в экстремальных ситуациях; особенности фронтового быта; проблемы выхода из войны, включая "афганский синдром"; эволюцию понятий "свой-чужой" и формирование образа врага в разных войнах; бытовую религиозность на войне; феномен массового участия женщин в войнах XX столетия.
Для специалистов-историков, психологов и всех, кто интересуется историей Отечества.
В 2001 г. за монографию "Человек на войне" удостоена медали Российской академии наук.
____________________________________________________________________________________
Приложение 2.2.
Из дневника стрелка-радиста
Георгий Тимофеевич Мироненко родился в станице Белореченской
Наконец-то я решил взять в руки тетрадь и перо, чтобы отныне исполнять
давнее желание - писать дневник. Сюда буду записывать не только о себе, но и
о своих боевых друзьях и просто знакомых, вписывать все, что встретится в
жизни интересное и поучительное. Пусть эта тетрадь все запечатлеет - не для
меня, так для моего младшего брата Николая, не для него, так для одного из
тех, кто найдет в ней для себя пользу. Думается, что тетрадь попасть в руки
врага не сможет, поэтому буду называть всех и все собственными именами.
Твердо решил вести записи во время несения боевой вахты. С этой вахты и
Двенадцать дней боевой вахты
Грищенко, Гришин и я направлены на стоянку самолетов. Дежурим на
турельном* пулемете. Тревоги бывают на день несколько раз, а налетов нет. Мы
без работы.
* Пулемет, закрепленный в самолете.
Кашель, насморк, болит грудь. Царапины на пальцах превратились в ранки.
Дежурство продолжается. Сегодня 17-й день после последнего налета на наш
аэродром. Все плохо отзываются о нашем дежурстве, так как самолет - основная
цель для противника, и если будет налет, жертв не миновать. Но ведь на войне
без жертв нельзя. Будем рисковать. Кто кого. Быть может, мне удастся раньше
его сбить, чем он бросит на меня бомбы.
Был в санчасти. Дали лепешек и перевязали пальцы. Особенно беспокоят
глаза. При малейшем ветерке или просто после сна сильное выделение слезы.
Врач сказал, что помочь сейчас ничем не может.
Все без изменений. Глаза чем-то замазали - режет.
Большая стая гусей летела на юг клином на высоте 1,5-2 тыс. метров.
Пост внос* принял их за самолеты на большой высоте. У нас поднялось 9
истребителей. Потом смеялись. Гуси медленно проплыли через аэродром. Третий
день наши ходят от 2-х до 4-х раз в день по 5-6-9 самолетов каждый раз.
Сопровождают истребители по 3-5-9 штук. Иногда привозят пробоины от осколков
зениток. Вчера бомбили очень удачно. Каждая бомба ФАБ-250 выводила из строя
до 300 человек фашистских головорезов. Если бы всегда они так кучно
группировались, их бы ни на много хватило.
* Служба внешнего оповещения связи.
Еду в дом отдыха в г. Мурманск. За что такая честь?
Рано утром прибыл в Мурманск - столицу Севера. Постройки в основном
Возвратился с Ням-Озера. Возил продукты группе техсостава, работающей
на розысках разбившихся самолетов И-153*. Проезд труден. Видел старшего
лейтенанта - он там представитель авиации. Толком побеседовать
не удалось. Он меня оставлял на 1-2 дня посмотреть передовую, но мой старший
по командировке (Черкасов) не согласился. Жаль, я много бы увидел и услышал
для меня интересного.
Только сошел с поезда, воздушная тревога, и через несколько минут один
за другим 9 самолетов противника. Бомбили аэродром. Жертв нет. Бомбы
разбросало по болотам и кустам. Ущерба не принесли.
Выделен в группу майора Котова. Полетим за новой матчастью.
Целый день ожидали ПС-84.* Иззяб и проголодался. Около 16 час. нам дали
старт. Прощай, Африканда**, прощай, Заполярье с первыми льдинками на озерах.
Ждите - вернемся настоящими защитниками на современных боевых самолетах.
* Самолет-бомбардировщик.
Обман последних строк - летим из Архангельска обратно. Командование,
кажется, все перепутало. Много предположений, а толку - хоть бы хны.
Переброски, кажется, кончены. Теперь я в 608 ББАП* (командир майор
Котов) во 2-й эскадрильи. Мой командир экипажа старший лейтенант Якунин
Михаил Семенович, помкомэск**. Наш штурман - лейтенант Вернюк - адьютант
эскадрильи. Хотелось бы быть в экипаже рядовых, - но что поделаешь,
начальству видней.
* Ближний бомбардировочный авиаполк.
** Помощник командира эскадрильи.
Готовлюсь к отъезду в составе 15 экипажей. Куда, не знаю. Полку нужны
машины. Теперь должно быть без ошибок и путаницы.
Допиликали до Архангельска. Снова я на Кегострове. Завтра летим дальше.
Конечный пункт - Казань. Решил отдохнуть. До Казани на ТБ-шках* более 6 час.
воздушной болтанки.
Вчера проторчали на аэродроме. Казань и Вологда не дали гарантии.
Вечером ушел к "старой знакомой" А. Горяевой на повторные "именины". 400 гр.
перцовки без закуски вскружили голову. Всю ночь с Шуркой провозился, а
взлетели, сам хуже Шурки стал: глаза от бессонницы слипаются, тошнота,
рвота. Когда "кутил", надеялся, что днем высплюсь, - но на этот раз гарантию
на кобыле привезли.
Вологда встретила плохо. Местное начальство еще не прочувствовало, что
такое война. Здесь живут по-мирному. И черт его знает, до чего толстая шкура
у русских! Пока ее пробьешь, много потеряешь. Пожалуй, это единственная
причина всех первоначальных проигрышей на протяжении истории русских войн.
Без сожаления простился с Вологдой.
До Казани путь на целый час больше, а чувствовал себя - лучше желать
нечего. Что значит, хоть на полу и в одежде, поспать семь часов.
Первый раз за всю дорогу хорошо покушал: отличный суп, 2 порции жареной
баранины и манная каша со сливочным маслом. И главное, все это удовольствие
стоит 6 руб. 50 коп. Это довольно удивительно. Дорогой мы кушали в 2 раза
хуже, а платили в 2 раза дороже.
Большое внимание несколько стесняет. Полный набор постельных
принадлежностей и теплая комната. Коек нет, но их дадут завтра.
Обман первых впечатлений. Койки дали, а о пище забыли. Утром купил 0,5
литра молока (5 руб.) и выпил без хлеба. Голодному и чистая постель не мила.
"Что день грядущий мне готовит?"
Приехал в военгородок. Грязная проходная комната, нары. Беспорядок,
бестолковщина. Нашего брата здесь полно. Некоторые сидят уже по 3 месяца. У
нас тоже ничего определенного. Питание слабое.
Встретил однокурсников по школе стрелков-радистов: Гоцмана, Власенкова,
Трофимова, Бабуцкого и многих других. Они здесь с июля месяца. Удовольствия
будет мало, если и нас задержат на столько же.
Ходил в цирк. Почти ничего нового. Бродил по городу. Не знаю, как он
выглядел в мирное время, но сейчас хорошего в нем только и того, что здесь
учился Ленин. Город довольно запущен и мрачен. Публика нервозно-самолюбивая.
Сюда переведен завод 22 с рабочим коллективом . Местным жителям пришлось
потесниться. Это их нервирует. У них почему-то создалось мнение, что
рабочие-москвичи "спасают свою шкуру". К москвичам относятся с презрением.
Цены на продукты питания сумасшедшие, в столовых, ресторане (татарском)
большушие очереди с руганью и нахальством. Военных не признают даже за
равных. Особенно плохо отзываются о военных и прочих непостоянных жителях
татары. Они еще не прочувствовали на собственной шкуре настоящего
противника, верят в довоенную писанину, и всех, кроме себя, считают трусами
и дезертирами, не желающими защищать Родину. Удивительно то, что они не
могут понять основы: здесь база для снабжения фронта, и у этой базы большая
очередь. Если бы они это поняли, у них мнение было бы совершенно иное.
Все изучаю город. Впрочем, изучено немного: путь на главную -
ул. Баумана - и сама главная со скопищами гуляющего люда. Впечатления не
изменились, зато углубились.
До "цветочков" дошлялся.
Сегодня ходил в Большой Драматический смотреть "Сады цветут", от
которых карманы "завяли". Билета у меня не было, и решил его приобрести в
кассе или с рук. Киселев и Амосов пошли до начала в "Татарстан ", а я остался
у кассы театра. Пока они ужинали, у меня в очереди из-под шинели из кармана
выудили бумажник. 600 с гаком рублей, пачка облигаций и что еще, не помню.
Из документов было лишь свидетельство об окончании учительских курсов.
Билет на 27 ряд купил за 10 руб. с рук, когда уже мои спутники пришли
Получено сообщение о самой крупной победе, одержанной нашей Красной
Армией над немецко-фашистскими полчищами за время всей войны, - нашими
войсками занят г. Ростов-на-Дону. Противник отступает к Таганрогу. Захвачены
большие трофеи. Более десяти тысяч убитыми и ранеными потеряли немцы. Это
замечательно. Путь к основным нашим базам снабжения - Кавказу и Волге - [для
них] отрезан. А главное - переход в наступление. Вера в победу удвоится.
Настроение поднимется. Другие участки фронта начнут равняться по Ростовскому
направлению.
Сколько радостного, восторженного шума наделала эта победа. Все ходят с
сияющими лицами, как малые дети, получившие праздничные подарки. Сотни раз
за день повторяется всеми заученная сводка. Все возлагают надежды на
ближайшие дни - немец должен попятиться от Москвы, а потом, потом
наступление по всему фронту и не давать врагу опомниться. Гнать до
Берлина... Планы, планы и мечты.
Основная мечта - попасть поскорей на фронт. Сегодня уже месяц, как мы
распрощались с фронтом, а нам говорили, что справимся дней за 20. Мы
справились бы и раньше, да начальство что-то тормозит. Переучивают нас без
очереди, и если судить по ходу, то вылетим мы отсюда не раньше, как через
месяц, да и то вряд ли. Всюду сплошные неполадки. Как хочется быть там, где
легко миришься со всеми недостатками!..
Расстояние между этими двумя страницами измерить трудно, а время между
записями - ровно месяц. Ровно один месяц я не заглядывал в эту тетрадь. А
виной этому трижды проклятая Казань. Безделие и скука породили
непростительную лень, которая идет со мною неотступно изо дня в день на
протяжении почти всего моего пребывания в Казани. Обленился до безумия. Надо
же умудриться дойти до такого состояния, когда утром после сна лень сойти
этажом ниже, чтобы умыться, уж не говоря о том, что для учета того, сколько
раз я почистил зубы, у меня хватает пальцев на одной руке. И что самое
возмутительное, во власть лени попал не один я. Все без исключения. У одних
после подъема, продрав немытым кулаком глаза и расчесавши волосы пальцами,
одевают шапку-ушанку и идет на завтрак; после завтрака выкуривает "козью
ножку", своим размером превосходящую цыганскую трубку, и, если нет
построения, немедленно ложится "добирать". Потом происходит стихийный
подъем, и снова дымятся "козьи ножки", оставляя серенький пепел на постелях,
на полочках нар и на грязном полу; пол вокруг печки помимо пепла украшается
уще затоптанными огарками "козьих ножек". Вскоре эта прокопченная орава с
опухшими ото сна рожами отправляется на обед. Со столовой каждый собственно
персонно пробегает дверь общежития, заворачивает за угол (в сторону уборной)
и производит испражнение, дабы потом до ужина не морозить своего носа лишний
раз. Затем, шумно потирая одну о другую руки, входит в помещение, бросает
привычный взгляд на свою постель и машинально протягивает руку к товарищу за
газеткой, из которой вырывает полоску клинышком и заворачивает заполнителя
пауз между сном - "козью ножку". На сей раз "козья ножка" выкуривается с
большим наслаждением, между воспоминаниями о "Беломоре" и других папиросах.
К концу разговора "козья ножка" имеет повторный круг и постели усееваются
разнообразными позами своих хозяев, из коих немногие, заложив руки под
голову, упирают свой взор в потолок, а остальные принимают участие в
изыскании степени на звание "слабака" по шахматам и домино.
Часа за два до ужина Рязанко приносит газеты, которые большинством
тщательно просматриваются по картинкам и заголовкам, и лишь половиной
прочитываются отдельные статьи и заметки.
В это же время и немного раньше домоседы подстреливают талончики на
ужин у тех, кто увольняется в городской отпуск.
После ужина каждый приходит с явным намерением спрятаться под одеяло.
И, если этому никто не помешает, не позже, как через полтора часа комната
наполняется музыкой мирного посапывания. Бывает, что кто-нибудь нарушит
общую ноту грозным храпом. Тогда его сосед пробуждается, локтем
прогуливается по ребрам нарушителя и держит перед ним речу:
Ну, ты, пугало, перевернись на другой бок - перестань мурлыкать.
Требование немедленно удовлетворяется, и мелодия мирного, безмятежного
сна восстанавливается до следующего нарушения. Изредко только кто-нибудь
проснется от внутреннего напряжения и во избежание детского греха сходит за
угол общежития просверлить рыжеватую дырочку в покрытом ледяною корочкой
снегу. Такая прогулка, как правило, сопровождается "козьей ножкой".
Если этот "кто-нибудь" был старшина Черкасов или его подражатель, то
можно наблюдать такую сценку. Перед тем, как снова лечь, Черкасов вежливо
будит своего соседа - старшего сержанта Арсеньева:
Арсюш! Проснись, Арсюш...
А! Что, на завтрак? - спрашивает Арсеньев спросонья.
Да нет, - отвечает Черкасов с улыбкой. - Сходи посс... Посмотри,
скоро ли рассвет.
Арсеньев понимающе улыбается и, если у него изнутри чуть ниже брюха уже
достаточно подперло, он немедленно сползает с нар.
И так до рокового слова, произнесенного дневальным во всю мощь своего
Подъем!!!
После нескольких повторений этого привычного слова начинаются
потягивания, позевывания и, наконец, по одному, как сурки из нор, вылазят
из-под одеял ленивые и скучные мои друзья.
"Подъем" - это значит можно идти на завтрак.
Через полчаса начинается день по вчерашнему графику.
отличается от первой. Она так же коптит с утра до ночи "козьей ножкой" и
даже более усердно, ибо эти люди целый день "гоняют козла" или "режутся в
дурака" и, естественно, что между каждым забоем или раздачей человек от
безделия вынужден курить. Тем паче, что "козырным тузом" здесь сидит старший
лейтенант, который давно уж привык курить одну за другой почти
беспрерывно. А соблазн ведь великая вещь, против него немногие могут
Для разнообразия эта группа иногда прекращает игру и горячо спорит по
какому-нибудь пустому вопросу, чаще всего по одному и тому же в течение
нескольких перерывов. Излюбленной темой спора бывает задержка в повышении
звания и должностей, из этого постепенно переходят к другим вопросам и чаще
всего заключительным бывает вопрос питания. Но все скоро сводится к единому
желанию поскорее вернуться на фронт. Да это и вполне понятно: в это ли время
сидеть в Казани?
Василий Кожухов-"Шкуркин" и я) объединяет виды занятий двух предыдущих с
некоторым добавлением.
После завтрака эта тройка спит только в исключительных случаях (ночь
был в наряде или поздно пришел из города). В основном время до обеда
заполняется чтением художественной или политической литературы с небольшими
иногда перерывами, чтобы получить или дать "мат". Крылов и Кожухов
предпочитают шахматы всем прочим играм, поэтому после обеда, когда я ухожу к
начальству немного отдохнуть за "козлом" или "подурачиться", они садятся за
шахматы и играют часа два, потом нас можно видеть полулежащими за чтением
какой-нибудь книги. В перерывах между чтением мы немножко разговариваем и
курим неизменные "козьи ножки".
Ну, как, Мироненко, - иногда обращается ко мне Кожухов через
перегородку на нарах, - ты до сих пор еще куришь только "Беломор"?
Отставить "Беломор" - признан недоступным, - отвечаю я. - Курю только
"Известия" и "Правду" с казанским самосадом... Это и доступней, и дороже, и
во много раз противней.
Опять я в Действующей Армии, на Карельском фронте.
Не без приключений получили, доучились и перелетели на новой
материальной части. Не без приключений будет и боевая работа на ней.
В Обозерской встретил своего боевого командира экипажа - Маркелова
Владимира Леонтьевича, и совместными усилиями с ним добился перевода меня в
его экипаж. Снова летаем вместе.
Как его иногда ни ругают за недостойное поведение, а летчик он все-таки
замечательный. Первыми в эскадрильи за работу в воздухе получили
благодарность командира эскадрильи: Маркелов и Савельев - штурман нашего
самолета.
Боевой работы не начинали. Но, кажется, завтра она начнется. Работа
есть и работать будем на совесть. Слетанность нашего экипажа уже
достаточная, чтобы получить право на боевую работу.
Квартируем в с. Колежма. Село в 400 домов кучно расположено на берегу
Белого моря у Колежмской губы на реке Колежма, с двух сторон огорожено
небольшими сопками. Через село протекает ручей. Постройки - все деревянные,
просторные и содержатся в чистоте. Характерно для всех северных сел, что
располагаются они среди леса, а в самом селе только несколько чахлых березок
торчат у ручья да на кладбище, резко выделяется на общем фоне роскошная
еловая роща. Днем село кажется мертвым. Только изредка пройдет кто-нибудь по
нужде, из дома в дом или к ручью набрать воды. Село живет рыбным промыслом.
Из мужчин в колхозе остались только старики и подростки, все остальные ушли
на фронт. Женщины поддерживают колхозное хозяйство и работают на аэродроме -
трудовая повинность военного времени.
Вечерами молодежь собирается в клубе (бывшая церковь), где бывают
кинокартины и под выходной и в выходной - танцы под гармонь.
Население охотно принимает военных на квартиры. Мы разместились в
центре села. В комнате шесть человек. Комната просторная с пятью окнами.
Стены оклеены голубыми с цветами обоями, полы крашены. Тепло и уютно.
Квартира отвечает всем требованиям для выполнения обязанностей
редактора "Боевого листка", и придется за работу взяться как следует.
Сегодня ровно месяц, как меня назначили редактором, а выпустил я за это
время всего-навсего шесть номеров. Раньше можно было сослаться на квартирные
условия, теперь будет стыдно. Пора покончить с Казанской ленью. Надо
работать. И выпускать в месяц на первый случай хотя бы листков 12-15.
Несколько выдержек из помещенного материала в "Боевых листках":
Оружием и рублем
Фашистов разобьем.
Выученный урок -
Шаг вперед.
Больше делай шагов
Для разгрома врагов.
Читатель этих строк!
Пиши заметки в "Боевой листок"!
Повышай опыт и знания,
Включаясь в соревнование.
Работой прочной и чистой
Готовь разгром фашистов.
Боевых заданий все еще нет. Оттепель. При взлете машина пробегает всю
площадку и с трудом отрывается в конце. Снег мокрый, липкий.
Только два полета по кругу сделал наш новый комэск* майор Сукманов. Все
остальные занимались маскировкой стоянок. Пилили молодые ели и обставляли
ими машины.
Пользы немного, но день убит.
Нашу квартиру заняло начальство эскадрильи. Мы переселились на его
место. Здесь народу больше, а потому нет прежнего простора и уюта.
За неимением места мое новоселие ознаменовалось дежурством по общежитию
без права ночного сна.
* Командир эскадрильи.
Ночью была вьюга и потом шел снег. Дороги и аэродром завалены снегом.
Полпути машину проталкивали. 8 км ехали 45 минут. На аэродроме расчищали
взлетную полосу. Снег на машинах свозили на окраины аэродрома. Работы хватит
на несколько дней. Будут заносы, будем повторять чистку - но все-таки к
весне у нас взлетная полоса для машин на колесах будет.
Подготовил "Боевой листок" на завтра. Об Азарове длинно и дерзко.
Пропустили. Против ожидания фельетон имеет большой успех. Некоторые
перечитывают его по несколько раз. Отдельные фразы заучены и сегодня имеют
господство в разговорах. Значит, работать умеем, нужна только некоторая
напористость и желание. Георгий Юрк*, рождайся снова, тебя будут уважать, с
После ужина работали до 24.00 на расчистке дороги на аэродром.
Расчистили совместными усилиями с 80-м полком около километра. Завтра должны
ходить автомашины.
* Вероятно, речь идет о псевдониме, под которым писал
Залетал к нам генерал-майор Хрюкин. Сказал, что нам, резерву главного
командования Карельского фронта, придется без работы сидеть еще месяца
Вот тебе и близость боевых дней!
Генералу надо верить: он только что из Москвы, от Сталина.
Значит, наше время еще не настало. Будем ждать. А как уже надоело ждать
то одно, то другое, то третье! И какой черт нас только держат при главном
командовании. Придали бы какой-нибудь армии и всем ожиданиям конец.
Сегодня я дневалил и на аэродроме не был. А день был замечательный.
Наши летали, много летали - целый день гудели моторы. И под этот общий шумок
(учебных полетов) экипажи капитана Ивашкина и младшего лейтенанта Егорова
сходили на боевое задание. Фотографировали результаты ночного бомбометания
20-го АП* и аэродром на Тикш-озере.
Начало сделано!
Завтра на боевую работу уйдет одно звено. Будут базироваться вблизи
линии фронта. Задачи будут в основном разведывательного порядка.
А я все жду.
Чувствуется некоторая усталость. Наверное, от того, что недоспал. С 3
числа мы спали по 3-5 часов в сутки и все время на ногах в тяжелом
обмундировании. Один раз пришлось топать пешком на аэродром и обратно в
полной летной форме.
4-го вечером перелетели в Сегежу, чтобы 5-го в 6.00 взлететь для
массированного удара по аэродрому противника на Тикш-озере. Но финны нас
упредили, в 4.00 они сбросили на наши стоянки 168 бомб. Внезапный налет
должен был принести много вреда, но обошлось все неожиданно счастливо: на
двух машинах осколками пробило обшивку плоскостей и ранили старшего техника
лейтенанта Короткевича, работавшего на подвеске бомб. Машины все остались в
строю, но к 6 часам погода испортилась, и нам пришлось вернуться с бомбами.
6-го утром не получилось со сбором в назначенном месте. Опять вернулись
с бомбами. Взлетели в 15-м часу. Финны нас, конечно, ждали. Еще километров
за 20-25 нас встретили 15 истребителей противника. До цели продвигались с
боем. В бою участвовало до 50-ти машин. У финнов было выгодней положение,
они дома и по высоте были выше. Но все-таки на цель мы пришли. Бомбы
сбросили довольно удачно. Только одна машина не сбросила бомбы, потому что
ее подожгли еще при подходе к цели. Жалко, что на аэродроме осталось (к
нашему приходу) мало самолетов. Хорошо дрались истребители. Общий бой
закончился со счетом 11-7 в нашу пользу, причем из 7 два потеряны не в бою,
а после боя заблудились и о них ничего неизвестно. Наш полк потерь не имеет.
Но могли быть: некоторые плохо следят за воздухом.
Если бы штурман нашего экипажа Азаров видел, как атаковали нашего
соседа по строю, мы бы их отогнали после первой же атаки, а то позволили
сделать несколько атак. И только благодаря разворотливости атакуемого
экипажа, все атаки были отбиты.
Я на этой машине, с обзором из моей кабины, не стрелок, а человек в
мышеловке: видишь только перед самым носом.
Вот и снова я в Заполярье. Вчера в 6.10 вылетел из Ковенсмы и без
приключений приземлился на аэродроме Кица - около 500 км пути. И я снова в
Заполярье. Разместились в совхозе Мурманском, в бывшей школе.
Заполярье! Привычные глазу пейзажи. Сопки, болота, мелкие озера, оленьи
И сюда уж весна проникает, тает снег на дорогах, набухают почки березы.
Теперь дела тут будут похлеще прежних: техника столкнется с настоящей
техникой, да и люди много поумнели.
Рано утром сделали налет на аэродром Хибугтен (Норвегия) близ
Киркенеса. Было две группы: сковывающая и ударная с промежутком в 18-20
минут. Сковывающая группа основной удар нанесла по летному полю. Но 2
"Ме-110"* успели подняться еще при подходе к аэродрому наших
бомбардировщиков. Атаки произвести не успели, ибо взлетели довольно поздно и
набрать достаточной высоты не успели.
Успокоенные тем, что наши бомбардировщики скоро ушли, "стодесятые"
произвели посадку. Они были еще на посадочной полосе, когда неожиданно
нагрянула наша основная, ударная группа и накрыла их на месте.
Немцы, видимо, не ожидали такого налета. Они даже не сразу открыли
зенитный огонь, а зенитные средства у них сосредоточены большие. Когда мы
сбросили бомбы и уже сделали разворот, по нам открыли такой огонь, какого я
еще не видел. Все небо было черным, и разрывы ложились так близко, что
сквозь рокотание моторов слышны их глухие разрывы, а перед глазами то и дело
играли огненные вспышки - многогранными звездочками, окаймленными черным
едким дымом.
Я пробовал через прицел смотреть на разрывы, но сетка сливалась с
разрывами, и ничего не было видно. ЗА** била с аэродрома, из пункта и с
кораблей, стоявших в заливе Бек-фьорд. ЗА нас сопровождала до острова
При подходе к полуострову Среднему нас снова обстреляли, но уже в
далеко меньшей степени.
Возвратились все. 3 машины привезли пробоины, и больше всех пострадала
машина лейтенанта Егорова, но из строя не выведена.
Погода снова испортилась.
* Немецкий самолет "Мессершмидт".
Утром повторили налет на Хибугтен. По агентурным данным, там большое
скопление немецкой авиации. Первый налет имел тот недостаток, что ввиду
раннего времени фотоснимки плохо запечатлели результаты бомбежки.
Ходили также двумя группами, но с гораздо меньшим интервалом. Бомбили с
4,5 тыс. метров с пикирования.
Два "стодесятых" к моменту подхода второй группы успели набрать высоту
и, пользуясь сходством с нашими машинами, пристроились к нам. Сильно
потрепали машину старшего лейтенанта Тишина. Его машина получила 32 пробоины
и еще в районе цели заклинились рули поворота. Только благодаря мастерству
мужественного летчика, машина приведена на свой аэродром и отлично посажена.
Завтра она снова будет в строю.
Результаты сегодняшнего налета должны быть далеко лучше прежнего.
Отмечены прямые попадания по стоянкам и домам-квартирам летного состава.
Для дальнейшей работы перелетели в Африканду. Старое знакомое место
выглядит как-то пустовато. Впрочем, аэродром забит чертовой уймой
истребителей.
Только произвели посадку и развели машины по стоянкам, - прошел
разведчик на большой высоте. Видимо, крепко им досолили, коль так спешно
На Кестенгском направлении наши войска прорвали укрепленную линию
обороны немцев и за вчерашний день продвинулись на 5 км.
Мы бомбили с пикирования дальнобойную артиллерию. Во второй половине
дня думали повторить, но наземники сообщили, что второй вылет не требуется.
На том же направлении то же самое сделали и с другой батареей.*
переписывает в тетрадь стихи, в основном любовную лирику с
элементами военного мотива: Косты Хетагурова, Константина Симонова ("На час
запомнив имена") и др. Там же другим почерком записаны самодеятельные
("альбомные") стихи за подписями Зои Ченцовой и Виктории Чайки, датированные
серединой апреля 1943 г. Авиаполк в это время базировался в Африканде.
Затем ведение дневника возобновляется. Записи от 30 апреля , 2 и 16 мая
1943 г. носят очень личный характер, поэтому из этических соображений мы
приводим их фрагментарно. Они относятся к периоду, когда часть находилась в
резерве, и посвящены душевным переживаниям автора, его взаимоотношениям с
товарищами. Прослеживается глубокая депрессия, встречаются даже мысли о
самоубийстве, упоминается серьезная болезнь.
Но не весеннее у меня настроение, не по-весеннему сердце стучит...
Перед тем, как сесть писать, пришел из клуба. Был на вечере для
ком. начсостава. Посмотрел кино "Василиса Прекрасная" и ушел. Не могу. Я
страшно отстал от людей. Дикарь. Я не могу веселиться. А умел ли? Пожалуй,
нет... Я понимал, что такое веселье, только в школьные (но не последние)
годы. Я был слишком молод, чтобы судить о жизни. Жил, не задумываясь, а если
думал, то во всем видел другое. И потому меня называли самым "жизнерадостным
юношей". Если бы увидели старые друзья, преподаватели, что сталось с их
"большой надеждой"! Что бы они мне сделали! Стерли бы в порошок и пустили бы
по ветру.
Эх, скорей бы началась боевая работа! Дождусь. И это будет моим
переломным моментом. Правда, трудно будет отвести душу. Мы будем ходить на
таких высотах, что я чаще всего буду просто неизбежным грузом, который нужно
возить для "авось".
Я - дневальный по общежитию.
На повторный вылет пошли четыре экипажа: майоры Котов, Ивашкин,
лейтенанты Кочетков и Маркелов.
Майор Ивашкин должен был сфотографировать результаты бомбометания. Он
шел в строю последним.
При подходе к цели майор Котов распустил всех для самостоятельного
бомбометания с пикирования. Мы растянулись друг от друга на 400-500 метров.
Ивашкин шел последним.
Когда стали на боевой курс, выяснилось, что облачность подошла вплотную
и закрыла цель. Бомбить с пикирования нельзя. Котов дал команду: "Бомбить с
горизонтального, самостоятельно".
Один за другим мы выходили из-за облачности и на ее кромке сбрасывали
Бомбы сброшены, - сказал штурман.
В это время из-под облачности нам наперерез выскочили 8 истребителей.
На Котова и Кочеткова бросились по два. К нам пристроился один и подходило
еще звено.
Ивашкин шел последним и видел, в какое трудное положение попали его
товарищи. Он не выдержал. Бомбардировщик ринулся в атаку на истребителей. По
их строю прошла трасса. Истребители шарахнулись по сторонам и потом,
осмотревшись, все три набросились на одного. Завязался неравный воздушный
бой. Кочетков повел машину на ближайший аэродром; экипаж Котова сбил одного
и от другого ушел на пикировании. К нам истребитель пристроился на уровне
киля и шел так секунд 20-30; дистанция была всего метров 50-70; он шел и не
решался делать атаку под таким ракурсом. Наши пулеметы не разворачивались на
такой угол. Я смотрел во вражескую кабину и хорошо видел лицо, очки, шлем
летчика; он смотрел на меня. Я довернул пулемет до отказа в сторону
истребителя и, оторвавшись от окна, прильнул к прицелу. Финн довернул
машину, чтобы зайти нам строго в хвост. Как только его плоскость показалась
у меня в прицеле, я дал бесприцельную, короткую очередь. Он тоже дал
очередь, но промазал, и потому, развернувшись почти на одном уровне, стал в
хвост. Мне только это и нужно было. Я взял его в перекрестие и дал длинную
очередь. Он, не успев открыть огня, резко накренился вправо и клюнул носом.
Перед моим прицелом большая мишень - я дал еще одну очередь. Финн винтом
пошел к земле, а мы вошли в облачность и сделали вираж . Когда вышли из
облачности, близко не было ни одного самолета. Котов и Кочетков скрылись из
виду. Километров 10-12 в стороне от нас с правым разворотом резко снижался
майор Ивашкин, а вокруг его машины вертелись три финна.
Майор сделал посадку на лес. Машину разбил. Тяжело ранило
стрелка-радиста, и сам оказался зажатым между бронеспинкой, приборной доской
и штурвалом. У него были поломаны ноги, руки и штурвал впился в грудь.
Штурман старший лейтенант Вернюк получил легкие ушибы. Он вытащил из машины
стрелка-радиста старшего сержанта Штучку, но не мог вытащить майора
Ивашкина, несмотря на все старания. Майор не мог остаться живым после такого
ранения. После долгих колебаний штурман решил удовлетворить просьбу боевого
друга: пристрелили его, не вынимая из боевой машины.
Через четыре дня умер Штучка.
Вернюк попал к своим только на двенадцатые сутки. Он блудил по
передовой, отморозил ноги. Потом ему отрезали ступни и отправили в глубокий
Так закончилась жизнь одного из храбрейших летчиков, одного из лучших
мастеров бомбовых ударов.
Анатоля Франса из "Сада Эпикура".
личных характер: повествует о взаимоотношениях с девушкой, об
их зарождающемся чувстве. Несколько страниц на этом месте из тетради
вырваны. Наконец, последняя запись сделана авторучкой , уже после войны,
видимо, в 60-е или 70-е годы, и содержит наброски для статьи или очерка об
однополчанине Курзенкове Сергее Георгиевиче: о ночной разведке и воздушном
Историография. Е. С. СЕНЯВСКАЯ. ЧЕЛОВЕК НА ВОЙНЕ. ИСТОРИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ ОЧЕРКИ
Е. С. Сенявская. Человек на войне. Историко-психологические очерки. М. Институт российской истории РАН. 1997. 232 с.
Монография кандидата исторических наук Е. С. Сенявской продолжает и развивает концепцию, основы которой были заложены автором в предыдущей ее работе, посвященной фронтовому поколению 1941-1945 годов 1 . Автор поставила своей целью "проследить эволюцию психологических факторов войны на основе анализа опыта русской и советской армий в вооруженных конфликтах XX века" (с. 7), раскрыть общее и особенное в психологии их участников. Вместе с тем Сенявская ставит вопрос о том, как условия данной войны влияют на дальнейшую жизнь непосредственных участников боевых действий, а косвенно - и на развитие общества в мирных, послевоенных условиях.
Война рассматривается автором как явление психологического порядка, формирующее особый тип человеческого сознания, создающее феномен "человека воюющего". В поле зрения Сенявской две мировые войны и афганская война 1979-1989 годов.
В исследовании, которое носит постановочный характер, выявляется основной спектр историко-психологических проблем вооруженных конфликтов XX в., рассматриваемых на индивидуально-личностном уровне их участников. Апробируется и отрабатывается широкий спектр необходимых методов, включая междисциплинарные (сравнительно- исторические, историко-психологические, историко-социологические), для более глубокого раскрытия мотивации и поведения людей в экстремальных условиях вооруженного противостояния с врагом. В едином комплексе решаются конкретно- исторические, источниковедческие и теоретико-методологические задачи.
Проблемно-тематический подход определил структуру монографии. Среди рассматриваемых автором проблем: самоощущение человека в экстремальных условиях войны и факторы, влияющие на его поведение в "пограничных ситуациях"; фронтовой быт и его психологические особенности; проблема выхода из войны (особо исследуется "афганский синдром"); формирование образа врага как частное проявление психологической дихотомии "свой-чужой" в условиях вооруженных конфликтов; вера и суеверия в боевой обстановке; массовое участие женщин в войнах как феномен XX столетия.
| This is an article from EVXpress, a service of East View Information Services that allows you to search across more than 12 million journals and news publications for fee and immediately download full text using your credit card. |
|
Price: $25.00 The article you selected has been added to your shopping cart The issue you selected has been added to your shopping cart |
Loading...